|
Этот мужчина мог бы стать агрономом, или оперным певцом, однажды ему представилась возможность превратиться в советского шпиона, благодаря своей внешности он мог бы всю жизнь исполнять роли дворян и аристократов, но зрители его запомнили совсем в другом образе. Леонид Кулагин снимался в эротических сценах, когда в нашей стране ни секса, ни эротики еще не было.
Не утонуть бы в луже
- Я родился в далеком сибирском городке Киренске, Иркутской области, на реке Лене, а потом перед самой школой мы переехали в город Горький, сейчас Нижний Новгород, на родину папы. Так что все мое детство сопровождали две великие реки Лена и Волга. А так как названия рек женские, то вполне очевидно, что у меня на роду было написано, чтобы всю жизнь меня сопровождали женщины, чтоб я их любил и во всем опирался на них. Так и получалось, что с детства меня окружали девочки, старше меня по возрасту, они и были моими самыми верными подругами. И это ощущение, что рядом всегда должны быть женщины осталось у меня до сих пор, и несмотря на привычное мнение, что женщины коварны, непостоянны, лживы, я абсолютно уверен, что это и есть самые верные люди. Может быть, это мне так повезло, но за всю мою жизнь, пожалуй, всего дважды меня наказывали особы женского рода.
- Предавали?
- Да. Наказывали, и очень крепко, но верить женщинам из-за этого я не перестал. И теперь, когда я избрал новую профессию - начинаю снимать сериал, моя группа состоит в основном из женщин.
- Тогда понятно, почему вы выбрали профессию актера – лицедейство чисто девчачье увлечение.
- Нет, как раз мои подруги предпочитали мальчишечьи игры, они были настоящими сорванцами, вероятно поэтому, я и сейчас отдаю предпочтение женщинам подросткового вида, про которых говорят: «Маленькая собачка до старости щенок». А в театр меня привел отец. Он работал электриком в местном драматическом театре, и я после школьных занятий шел к нему – деваться-то мне было некуда. Я бродил за кулисами, смотрел все подряд спектакли, и тогда же впервые вышел на сцену – в спектакле «Молодая гвардия». Потом моя благодать закончилась – отец ушел из театра, и меня перестали туда пускать. Но у нас во дворе жил ударник из оперного театра, и я пристроился ходить туда – к десятому классу я знал наизусть все арии и очень неплохо пел. Правда, моим кумиром был «басовитый» Шаляпин, а я по малолетству пел детским дискантом, поэтому чтобы хоть немного приблизиться к кумиру, я выходил на мороз и орал, чтобы охрипнуть. Бас я не приобрел, а вот от ангин избавился на всю жизнь. Однако, к окончанию школы передо мной встала дилемма: учиться дальше на оперного певца или на драматического артиста. Я уже тогда рационально оценивал свои возможности и понимал, что петь так, как Шаляпин я не смогу, но и петь хуже я не хотел – я был этаким максималистом, поэтому выбор склонился к театральной студии.
- Возвращаясь в вашу девичью компанию: в каком возрасте девочки-подружки стали вас привлекать уже как представительницы другого пола?
- Трудно как-то резко поставить границу. Помню, мне было лет семь… У нас недалеко от дома был пустырь, а посередине – впадина, во время дождя там скапливалась вода, и получалась большущая лужа. И вот моя приятельница пошла босиком через эту лужу, дошла до середины – вода выше колена, девочка перепугалась и заплакала. Тогда во мне начало зарождаться джентльменство – я бросился ее спасать, но, провалившись в воду рядом с ней, заревел. Пришел отец, вытащил нас обоих и сказал: «Не умеешь, не можешь, боишься – не лазай». С тех пор, обращая свой взор к понравившейся девушке, я всегда задумываюсь – а «не утону ли я в этой луже», хватит ли у меня достоинств и положительных качеств, чтобы ее добиться, и если я не уверен, что хватит, я ни за что не брошусь в этот омут. На самом деле, любовь всегда мне приносила больше страданий, нежели радости. Я – близнец по гороскопу, натура сомневающаяся, не уверенная в себе… Влюблялся я с очень раннего возраста: каждое лето меня отправляли в пионерский лагерь, в первый же день я выбирал предмет обожания, как правило это была блондинка, и целый день «летал от счастья», а на следующий день я начинал страдать и переживать, что через 23 дня смена закончится, и мы расстанемся навсегда.
- А почему бы не радоваться 23 дня, отложив страдания на потом, когда закончится смена?
- Ну, вот так я устроен, живу завтрашним днем, хоть и понимаю, что от жизни все надо брать сегодня. Кстати, я поинтересовался у друзей, оказывается, большинство из них живут так же: закончу школу – начну жить, отучусь в институте – все изменю, женюсь – переверну свою жизнь… А жизнь между тем проходит: люди, встречи, события.
На край света
- Несмотря на этакий пессимизм, вы не сидели, сложа руки в ожидании заоблачного завтра, а пытались его строить по своему вкусу?
- Да, я поступил в театральную студию при драмтеатре в родном городе и снова вернулся в дорогое моему сердцу за кулисье, в котором я провел все детство. После окончания театральной студии меня оставили там же, в театре Драмы. Но я тогда был не по годам мудрым и понимал, что я так навсегда и останусь Леней, тем студентом, который три года болтался на глазах у всех актеров. Кстати, с другими моими сокурсниками так и получилось. И тут в мою судьбу вмешалась женщина… В порыве безумной влюбленности я рванул за молодой красавицей на край света, в Читу. Она родилась и выросла в Ярославле, в актерской семье, там же окончила театральную школу, а потом сбежала от родителей, устроившись в читинский театр. И вот этот театр приехал к нам в город на гастроли. Наши чувства вспыхнули сразу, кажется, я в первый раз не задумывался над тем, что придется расставаться, может быть, я уже тогда решил, что поеду за этой женщиной на край света. Но гастроли закончились – уезжая, моя возлюбленная пообещала организовать мне вызов из ее театра. И потянулись долгие дни ожидания.
- Уроки детской «лужи» не прошли даром, вы все-таки ждали, а не уехали в неизвестность?
- Принимать кардинальные решения, срываться с насиженного места, пробивать стену лбом – это не в моем характере, обычно все это за меня делали женщины. Меня даже в Москву вытащила женщина, директор моей съемочной группы Татьяна Никитина, она организовала весь съемочный процесс и просто вызвала меня из Брянска, где я много лет подряд руководил театром. Так что я и сейчас такой же, а тогда, 20-летний мальчишка и подавно - я смиренно ждал телеграммы из Читы. У меня был достаточно суровый и сдержанный отец, он видел, что я маюсь в ожидании и переживал – он не хотел, чтобы я уезжал, более того, он вообще был не доволен, что я пошел в актеры, за годы работы в театре он насмотрелся на свободные нравы богемы и считал эту профессию недостойной. Отец очень хотел, чтобы я работал на земле… Однажды отец пришел немножко пасмурный. Я как обычно поинтересовался, не пришла ли телеграмма, отец нахмурился еще больше и говорит: «Сын, ну а если телеграммы не будет вообще, что ты будешь делать?». «Останусь дома, буду работать в Драмтеатре», - как-то очень легко ответил я. «Возьми в пиджаке», - махнул рукой отец. Меня просто подбросило от радости, это была первая в моей жизни телеграмма: «Приглашаем на работу артистом в Читинский драматический областной театр с окладом 75 рублей». В тот момент я не видел, каково было отцу, уже на платформе, когда он меня провожал, я заметил что из-под низко надвинутой кепочки текли слезы. Прошло сорок лет, а эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами, у меня у самого уже сын и внук, и я понимаю, как это бывает, когда от тебя уезжают, быть может, навсегда.
Мужчина с лошадиным лицом
- Та девушка стала вашей женой?
- Да. Мы вместе работали в Чите полтора сезона, а потом уехали в Ярославль… Там жизнь не заладилась - мы оказались очень разными людьми… Но в этом нет большой трагедии, я был молод, но уже самостоятелен. В это время директор Читинского театра переехал в Липецк и стал создавать свою труппу, перетащил некоторых актеров из прежнего театра, и меня позвал. Это было очень кстати – после развода с женой мне просто было некуда деваться. Тогда я поверил в то, что называется судьбой: очень скоро я женился на актрисе, которая буквально сменила на сцене мою первую жену, когда мы уехали в Ярославль, мы разминулись с ней буквально несколькими днями, и вот теперь судьба все-таки свела нас. С тех пор мы вместе. Порой 365 дней в году были рядом, и на съемках, и на гастролях. Были моменты, когда хотелось куда-нибудь уехать, чтоб отдохнуть друг от друга, но с годами я стал чувствовать, что мне все больше и больше хочется возвращаться домой, в семью. И еще я понял, что одиночество лишь тогда хорошо, когда его можешь в любой момент прервать.
- В кино вас тоже за ручку привела женщина?
- Нет, здесь все-таки была и моя инициатива. По окончании театральной студии, я на все киностудии разослал свои фотографии, я был абсолютно уверен в своей неотразимости, потому что довольно с юного возраста нравился девушкам. Первая телеграмма пришла с Мосфильма, от режиссера Андрея Смирнова, и я сразу возомнил, что отечественный кинематограф без меня ну никак не обойдется! Так думал я не долго… В сценарии совсем не было имен, были клички: комиссар, интеллигент, машинист, беременная баба, мужик с коровой, человек с лошадиным лицом… и тому подобное. Меня пробовали на несколько ролей, в конце концов, остановились на комиссаре дворянского происхождения, но потом мне открыли секрет – изначально Смирнов для меня уготовил роль «человека с лошадиным лицом», вот так, сразу разрушив все мои иллюзии по поводу привлекательной внешности. Судьба этой картины оказалась безрадостной – чиновники углядели в сюжете критику в адрес революционного переворота и потребовали фильм уничтожить, и негативы и оригиналы – все было смыто. И только благодаря монтажнице, которая на свой страх и риск сохранила несколько коробок с пленкой в домашнем холодильнике, через двадцать лет фильм удалось восстановить – но время ушло, и актуальность темы пропала.
- Дебют оказался неудачным?
- Я бы не сказал, отдельные эпизоды увидел Михалков-Кончаловский и разглядел во мне дворянина. Очень скоро я получил приглашение на пробы в «Дворянское гнездо». К моему огромному стыду я даже не мог представить, какую роль мне предложат – Тургенева я «проходил» в школе очень бегло и весьма смутно помнил сюжет произведения. Пришлось срочно открыть книжку русского классика. Но я даже в самых смелых мечтах не предполагал, что мне достанется роль Лаврецкого.
- У вас была очень красивая и знаменитая партнерша – как складывались отношения вне съемок?
- Биата Тышкевич - это красавица из красавиц, западная звезда, вся Европа и полмира ее знает. Когда я ее впервые увидел, не на экране, а в жизни, я ее не узнал – абсолютно бесцветное личико, веснушки, бровки такие светлые, что и не видны, очень простая, одевается скромно. Но стоило только чуть-чуть тронуть гримом ее лицо, она становилась неотразимой! Она не казалась недоступной. Я убедился, что по-настоящему отличные артисты, еще и хорошие, простые люди, с ними легко работать и общаться. Ожидая начала съемок, мы порой дремали вместе, вповалку, она учила меня петь, мы выпивали, но чтоб за ней приударить – у меня такого и в мысли не возникало, я считал это невозможным для себя, недостойным. К тому же, там были специалисты по амурным вопросам гораздо более высокого класса – у меня не было шансов, поэтому я довольствовался тем, что у нас происходило в кадре.
Измена, которую не скрыл от жены
- Актерские браки обычно не прочные, тому причина - легкомысленность профессии, измены, долгие разлуки. Как вам удалось сохранить семью, или вы и ваша супруга напрочь лишены чувства ревности?
- Это заслуга жены. Я ее жутко ревновал, следил на репетициях за ее театральными партнерами – я эгоист в любви. А она вопрос ревности решила предельно просто, она сказала мне: «Лёнь, делай все, что хочешь, но чтоб я об этом не знала».
- Удавалось выполнить просьбу?
- Не всегда. Слава Богу, что у нас с Элей актерская семья, не приходилось оправдываться хотя бы за откровенные сцены на экране. Помните такой первый советский эротический фильм «Осень»? Когда я ездил с этим фильмом на гастроли, то сразу предупреждал, что после показа фильма к зрителям не выйду, только до, потому что мне надоело отвечать на одни и те же вопросы: не ревновала ли меня жена, потому, что там две трети сюжета происходит в постели; по-настоящему ли я целовался и не было ли у меня с партнершей чего-нибудь всерьез? Отвечать на эти вопросы нелегко - все равно никто не поверит, что ничего и быть не могло. Представьте огромный павильон, полный людей, режиссер дает указания, кинокамеры все снимают… Вы могли бы в такой обстановке возбудиться?
- Нет. Но у мужчин, говорят, иная физиология.
- Здесь никакая физиология не устоит. Говорят, что даже во время съемок порно актерам вкалывают какие-то стимуляторы, а я не порнозвезда, поэтому даже если и захотел бы что-то сделать, вряд ли бы смог. У нас была очень теплая, маленькая компания, всего четыре человека: я, Наташа Рудная, Наташа Гундарева, и Саша Фатюшин – две пары. Более того, Наташа Рудная тогда была женой режиссера фильма Андрея Смирнова. Я эту пару знал много лет, мы прекрасно дружили, и мне предстояло с этой женщиной играть любовь на глазах ее мужа. Съемки начали с самой простой сцены – поцелуй в коридоре поезда. Андрей видел, как я смущен, он мною руководил: «Ну, ты можешь схватить ее, запихни ей руку под подол». Я краснел и огрызался: «Да ты что, с ума сошел?». После долгих мук нашли выход, Наташа надела чулки с резинками, и я хватал ее уже не за бедро, а за эту резинку. Потом напряжение и стеснение постепенно ушло, мы стали вести себя естественнее, но все равно было непросто. Мы просто не знали, как снимать подобные сцены, все ракурсы и планы находили опытным путем, Андрей диктовал: «Ну, давайте, теперь перевернитесь, пусть она будет сверху». Да, мы действительно были обнаженные, но никакого эстетического удовольствия при этом не испытывали – это, на самом деле, тяжелый труд, нужно контролировать каждое движение, помнить с какой стороны и каким планом тебя снимают, не забывать еще и лицом работать.
- Значит, получается, что вы постонали друг у друга в объятиях, режиссер сказал: «Стоп!», - каждый завернулся в свою простыню, и вы сконфуженно разбежались по углам?
- Нет, иногда мы и во время перерыва не вылезали из постели – чего зря одеваться? Ребята приносили нам чего-нибудь перекусить, и мы, лежа друг у друга в объятиях ели, потом дремали, совершенно обнаженные – два близких человека, два друга и не более того. Конечно, за пределами павильона возможно продолжение близких отношений, и скорее всего оно было бы, но в данном случае это просто не могло случиться, потому, что нас связывала очень продолжительная дружба.
Несостоявшийся шпион.
- Говорят, в то время госслужбы частенько вербовали людей публичных профессий. С вами такого не случалось?
- И меня угораздило, еле отделался от такого «государственного доверия». Это было начало шестидесятых годов, я еще работал в Ярославле. Однажды мы приехали в Москву, поучаствовать в съемках телевизионного спектакля. Для этой цели в зал приглашали зрителей бесплатно. И вот, освободившись, мы с приятелем заприметили симпатичную девушку и напросились ее проводить. Выяснилось, что девушка американская студентка, мы погуляли с ней по Москве, прошлись мимо Кремля, полюбовались красивым видом с моста и сопроводили ее до гостиницы. По дороге мы обменялись адресами, пообещав, друг другу писать. Но что такое в то время переписываться с американкой? Это так же нереально, как, например, с марсианкой. Пообещали и забыли. Прошло довольно много времени, я уже разошелся с первой женой, переехал в Липецк, устроил там свою жизнь. И вот однажды в театре раздается телефонный звонок – меня приглашают зайти к главному редактору местной газеты. Не о чем не подозревая, иду, а главный, как ни в чем, ни бывало: «Я рад вас видеть! У вас ко мне вопрос? Я вызывал? Нет, вас кто-то разыграл…». Выхожу из редакции, сажусь в автобус. Вдруг ко мне подсаживается человек и выдает тот же текст, что и по телефону: «О, Леонид Николаевич, я вчера был на вашем спектакле! Хотел бы с вами поговорить», и намекает, что хочет со мной выйти из автобуса. Мне в этот момент стало так жалко, что я уже взял билетик. А человек мне красную книжечку в нос – разве откажешься. Дальше все было, как в плохом детективе: он мне в подробностях рассказал, когда и по какому маршруту мы гуляли с той студенткой, где останавливались, на каком мосту обменивались адресами, а в конце объявил, что она американская шпионка и предложил начать с ней переписку. Это ужас! Мы были воспитанниками советской власти – я похолодел от страха, и ничего лучше не нашел, как забормотать, что-то про очень ревнивую жену, про то, что она за мной следит, и все равно все разузнает. Вот так, за счет женщины я опять отделался от неприятностей. На этом вербовка закончилась. Потом в течении пяти лет меня периодически приглашали прийти в разные места, я приходил – попробуй откажись, - но там никого не было. В конце концов, меня вызвал «их» полковник и спросил: «Ну что, все в порядке, наш сотрудник с вами побеседовал – вы согласны?», - но видя недоумение на моем лице, понял, что ему неверно доложили, извинился передо мной и отпустил. Вот так из меня хотели сделать шпиона.
Отведал порнушки
- После этой истории, наверное, за границу путь был закрыт?
- Ну почему? Я часто выезжал на съемки, был и в Германии, и в Чехословакии… Помню, по идеологической части нас уже не инструктировали, всех собрали и сказали: «Ребята, пожалуйста, не позорьте страну, не жарьте в отеле мясо на утюгах», - были такие умельцы, и супы кипятильником в раковине варили, экономили деньги на пище.
- А как насчет другой пищи – сексуальной, например, вкусить запретный плод в публичном доме?
- Дело было в Греции, в Афинах. В последний день, когда уже весь город был облазан, когда мы посмотрели все их памятники, увидели знаменитый развал, я случайно забрел на незнакомую мне улицу и увидел огромные фотографии голых девиц. Стой и смотри сколько хочешь! Оказалось, что это афиши секс-шопа. Я говорю приятелю: «Возьми мои вещи и лишние деньги, чтоб не потратить, и иди в гостиницу, а я пойду смотреть девиц, только нашим не говори». А сам взял билет и стал спускаться в самое сердце разврата. В конце лестницы передо мной раздвинулась шторка, и я очутился в кинозале, где на экране стонали женщины во всевозможных позах. Я сидел весь мокрый и боялся, что меня сейчас здесь в темном зале кто-нибудь изнасилует. Вдруг зажгли свет – это были короткие новеллы с небольшими перерывами, и я увидел, что во всем зале только я, дремлющий старик и еще два мужика, которые оказались, как и я русскими. В общем, я еще немножко посмотрел – сначала это возбуждало, потом я совсем успокоился, а потом и вовсе стало раздражать – и я ушел. Запретный плод оказался приторным.
Поджарили, как барашка
- В жизни любого актера есть неприятные воспоминания, либо это неудачная роль, либо бестактное предложение, либо какие-то происшествия на съемках. Есть ли подобное у вас?
- Был такой фильм «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго». Я играл отца Айвенго. По сюжету меня поймали и пытали – поджаривали на костре. Я долго думал, как же это будут снимать, но меня успокоили: «Вы не волнуйтесь, на вас будет специальный асбестовый костюм, костер будут снимать отдельно от вас, к тому же съемки этой сцены будут проходить в последний день». То есть, если я сгорю – не жалко. В общем, когда подошло время снимать, оказалось, что защитный костюм не сделали, вместо него пообещали между мной и огнем положить фанерку. Соорудили костер, по углам врыли столбы, привязали меня по рукам по ногам к раме, а ее закрепили над костром и стали меня вращать, как барашка на шампуре. Фанерка загорелась сразу. Пришлось снимать очень быстро, «поджаривая» меня в живую. И все бы было терпимо, если бы по окончании съемок на радостях про меня не забыли – чуть не сгорел по-настоящему. А потом для финальной сцены меня обмазали специальным составом, имитирующим обугленную в кровоподтеках кожу. А я в этот день очень спешил домой, грим снимать не стал, набросил простыню, мне дали машину, и я уехал. Чтобы не пачкать одежду, ключи не доставал, а позвонил – открыл сын, он-то привычный! А у сына в этот вечер была девушка, которая считалась невестой, сын, не подумав: «Познакомься, пап, это моя девушка!» Я сбрасываю с себя простыню, а там жуткое месиво. Девушка: «Ах!», - и в обморок. Больше я эту невесту не видел.
- Мы начали разговор с того, что вашими лучшими друзьями всегда были женщины. А мужчин друзей у вас нет?
- У меня просто не может быть друзей-мужчин. Дружба – это большая ответственность, а я эгоистичен, я не могу ради друга поступиться своими интересами, отказаться от любимого дела… Работу я вообще ни ради кого не брошу, даже ради любимой женщины, не то, что ради друга. А дружба с женщиной она более поверхностна, это скорее даже приятельские отношения: поговорить, поплакаться в жилетку – женщины могут быть очень хорошими слушателями, а для меня это важно. Совершенно не верна поговорка, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, к моему сердцу дорожка пролегает, через умение меня выслушать, да еще посочувствовать – такую женщину я боготворю.
- А если она таким способом решит в доверие втереться?
- А если она будет меня перебивать и рассказывать о себе или еще всякие вопросы задавать, то любви у нас не получится. Ко мне нельзя втереться в доверие, если я в этом не заинтересован. Правда, я и никогда не говорю женщинам «нет», я просто делаю вид, что не понял предложения. Я и на это интервью не собирался, я вам не отказывал, но планировал тянуть, пока вам самим надоест – не получилось, вы оказались упрямыми. Вот видите, опять женщины решили за меня, что делать.
Катерина РОМАНЕНКОВА, Татьяна АЛЕКСЕЕВА
|
| | | 
|
