Я никуда не исчезал.

    - Долгое молчание порождает много слухов. Ты намеренно избегаешь встреч с журналистами, чтобы пробуждать интерес к себе?

    - Никуда я не исчезал, просто живу там, где мне больше нравится, занимаюсь тем, чем хочется в данный момент и ни от кого не прячусь. Может быть не сижу на одном месте и не жду, когда ко мне придут с предложениями, как поступают многие, поэтому и стал для нерасторопных журналистов неуловимым.

    - Коль уж ты попался, терпи допрос по полной программе: как тебя угораздило попасть в культовый фильм?

    - Очень просто: в моем классе училась Настя Немоляева, она и привела меня на пробы, смотрели многих ребят, выбрали почему-то меня.

    Немногословный Федор не сказал, что Настя Немоляева и сама оказалась в картине случайно – режиссер попросил своего оператора Николая Немоляева, чтоб его дочка подыграла на пробах одному мальчику. В результате актер, которому она подыгрывала на роль Ивана не подошел, а вот сама Настя Шахназарову понравилась, ее утвердили на роль Кати. С Дунаевским получилась совсем необычная ситуация, он появился на съемочной площадке накануне съемок, когда картина уже рисковала вообще остаться без исполнителя главной роли. Но худсовету его нетипичная для советского кино внешность не понравилась. Однако, Шахназаров настоял на своем выборе.

    - Шахназаров считал тебя очень похожим на твоего героя, такой же прямолинейный, чересчур искренний в высказываниях. Проблемы Ивана тебе были знакомы?

    - В чем-то да, я тоже рос в неполной семье, и так же не находил общего языка со старшим поколением, думаю, что через эту проблему проходят все. Кому плохо оттого, что я отламываю хлеб, а не отрезаю, или почему неприлично сидеть на газоне, если я устал и хочу отдохнуть? Нет смысла запихивать каждого в рамки единого понятия о приличии, не стоит «упираться рогами» и перестраивать весь мир под себя - от этого все проблемы. Мой герой не «плевал против ветра», просто для него ветер дул в другом направлении. В этом мы схожи, мои собственные правила просты и понятны: нож – справа, вилка – слева, и не потому что так надо, а потому, что так удобно.

    - Говорят, Шахназаров был очень доволен твоей работой, у тебя спрашивала совета даже опытная Инна Чурикова. Это что: задатки гения, или случайное попадание?

    - Я не знал «как надо играть», просто вел себя по ситуации, многие сцены мы с Шахназаровым обсуждали вместе, в фильме много чего моего: например, сцена, где мы с Чуриковой поем песню «Трава у дома» появилась от фонаря, но хорошо вписалась в картину.
   
    Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел…

    - Первый успех в кино обычно «подсаживает» юную психику на лицедейство. Что было с тобой после «Курьера»?

    - Опять автобиография? Извольте: поступил в медицинское училище – не потому, что хотел стать врачом, а чтоб поскорее свалить из школы. Бросил. Понял, что в России мне душно – уехал в Израиль, не по идейным соображениям, хоть здесь и была отвратительная атмосфера, лживая, без единого намека на свободу. Я политикой особенно не увлекался, но гнетущую атмосферу ощущал. Получал зарплату на «Мосфильме» за то, что еще пару раз незаметно снялся, ездил в поездки за государственный счет, не бедствовал и за судьбы России не страдал. Но понимал, что в России я уже вряд ли что сделаю, захотелось попробовать себя где-нибудь еще.

    - И как попробовал, удачно? Чем занимался в Израиле?

    - Сделал «шикарную» ресторанную карьеру: работал посудомоем, потом рабочим кухни, потом даже стал начальником над этими самыми рабочими. В кино снимался, небольшие неинтересные роли играл, работал диктором на телевидении, играл в театре. А! Еще в сериале снялся, очень популярный молодежный сериал – играл русского эмигранта, заработал кучу денег и славы. Потом мне и в Израиле надоело, я уехал в Италию.

    - Кажется, мы пропустили одну строку твоей биографии: окончил ВГИК.

    - Это было уже после Израиля, я вернулся в Москву, потупил во ВГИК на режиссерский факультет – хотел получить настоящую интересную профессию. Учился у Сергея Соловьева, многому научился, но диплома так и не получил – недосдал какие-то экзамены, институт бросил.

    - Но между тем Соловьев тебя называл своим учеником.

    - Я работал у него на студии – начинал еще в «Ассе» администратором, еще задолго до того, как попал к нему на курс, позже был его ассистентом на «Трех сестрах», знаю все этапы его работы над картиной: от подготовки, до монтажа. Его работы люблю, особенно «Нежный возраст» - смотрел раз двадцать, очень много в фильме моего, личного, про меня картина.

    - Не трудно предположить, что от Соловьева ты тоже ушел, бросил. Тебе бы очень подошла роль колобка.

    - Не хотелось бы в финале быть глупо съеденным. Вообще, в России снимать кино невозможно – нужно много денег, а получить их честно, без финансовых махинаций нельзя. И сниматься здесь не хотел бы – то, кино, которое в последнее время снимают, грустно смотреть. Половину ваших звезд нужно отправить к логопеду, треть букв алфавита не выговаривают. Я помню, как нам во ВГИКе технику речи хорошо преподавали – нынешних актеров бы так погонять, может, научили бы правильно говорить.

    - Значит, на этот раз ты променял Родину на макаронников?

    - У меня нет Родины, я очень много езжу, поэтому не чувствую себя дома ни в России, ни в Израиле, ни в Италии – бездомный я. А в Италию я поехал ни за какими то благами, а просто потому, что было интересно. Итальянцы удивительно ортодоксальный народ, они считают себя лучшими в мире – свои ботинки, свои макароны, пиццу, свое вино, и при всей своей шумности, эмоциональности и общительности – на редкость замкнутые.

    О достижениях и пороках.

    - Каких высот ты достиг в Италии, кем стал?

    - Контрабандистом. Точнее, работаю на таможне, оформляю грузовые перевозки…

    - Понятно, насчет «контрабандиста» - это была почти шутка. Какие еще пороки в твоем багаже? Помнится в «Курьере» твой герой одним махом выпил два пузырька французских духов. Признайся, парфюм, денатурат, и прочую спиртосодержащую химию приходилось дегустировать по подъездам?

    - Ну разве что портвейн. А чем еще было заняться? Собирались в подъездах, во дворах, выпивали, ради того, чтобы поддержать атмосферу, а не чтоб надраться. Все-таки алкоголизм не бич моего поколения, он был немного раньше, а наркомания чуть позже, середина восьмидесятых оказалась на стыке двух пороков, поэтому я не попал ни под один из них. Но сейчас выпить люблю – в хорошей компании, под хорошую закуску, да чтоб повод был непустячный.

    - Слухи о том что ты женился – правда?

    - Правда. Но с женой мы уже давно живем раздельно. Есть дочь Александра шести лет. В общем, это все мои достижения, но жизнью своей я вполне доволен.

    - Вернуться в Россию не хочешь, сейчас здесь многие твои коллеги успешно занимаются бизнесом, не бросая творчество?

    - Возвращаться - плохая примета. Я не смогу жить здесь, в России, а уж тем более, заниматься бизнесом, я так долго жил в иммиграции, что попросту подзабыл язык. На иврите я могу вразумить человека одной фразой, по-итальянски обругать тремя словами, а в русском языке я уже не подберу понятных для всех слов.

    - Чтобы объяснить русскому партнеру, что он не прав достаточно трех букв…

    - Вот именно фольклорная часть языка и стерлась из памяти. Я не хочу здесь делать бизнес, я не хочу отвечать за эту страну, за этот народ, потому, что все равно я не в силах здесь что-нибудь изменить. Для этого надо быть как минимум президентом – а президентом России я быть не хочу. Мне удобнее сюда просто приезжать, раз в два месяца в гости к родителям. Недавно я купил себе квартиру в Москве, теперь приезжаю чаще. Но я гражданин Израиля и потому, ваши законы ко мне не имеют никакого отношения. И ваши бытовые проблемы тоже.

    - Со своими бывшими коллегами по фильму «Курьер» поддерживаешь отношения?

    - Пару лет назад приезжал на встречу выпускников моей школы, видел Настю Немоляеву, я говорил, что мы одноклассники. Знаю, что Володя Смирнов, который играл моего друга Базина несколько лет назад погиб в автокатастрофе. Это все. Если честно, то, что мы семнадцать лет назад снимались вместе еще не повод чтобы дружить.

    - Есть ли у тебя мечта? Кажется, именно так звучал вопрос, с которым старшее поколение весь фильм пристает к поколению юному. Как бы ты сейчас ответил?

    - «Чтобы коммунизм победил на всей земле», - примерно так ответил мой герой. На самом деле в семнадцать лет какой-либо конкретной мечты у меня не было, хотелось, чтобы все меня оставили в покое. Сейчас? Есть цели, из периода мечтаний я уже вырос – цель: расширять свой бизнес на восток, возможно, открыть филиал в России… Но возможно, через год у меня будут другие цели и другие интересы.

    - Ты не боишься, порхая с места на место, в конце концов, остаться у разбитого корыта?

    - Как любой тридцатипятилетний человек, я боюсь одиночества, нищеты, боюсь потерять близких, боюсь лишиться здоровья, своей независимости… Этот список можно продолжать бесконечно, но я предпочитаю дружить со своими страхами, заставлять их работать на меня.

    - Каким образом?

    - Эти страхи борются с моей ленью, заставляют меня работать, искать места «где лучше и глубже» и вообще шевелить мозгами и двигать телом. Поэтому, я думаю, «завтра» у меня будет не хуже, чем «вчера».

Катерина РОМАНЕНКОВА, Татьяна АЛЕКСЕЕВА