Валерий, первая слава, по всей вероятности, пришла к вам еще в 14 лет, когда вы сколотили школьную команду «Возбужденная реальность»?
Да, это была счастливая пора, начало 70-х. Я играл на бас-гитаре и ударных в нескольких коллективах. Тогда многие увлекались рок-н-роллом. Людям моего возраста хорошо памятна эпидемия доморощенного гитаропроизводства. Мы все поголовно выпиливали инструменты из деревоплиты, в ход шли фанера, оргалит и любой другой подходящий материал. И формы были самые невероятные, словно из мультика «Бременские музыканты» – с наростами и «рогами» на грифе. Позже я покупал гитары у фарцовщиков, а потом и сам привозил из-за рубежа.
Выступали только в своей школе?
К середине 70-х мы играли уже на танцевальных площадках всей Москвы, а нашей базой был клуб ЖЭКа № 9.
Нам-то рассказывают, как музыкантов в советские времена «не пущали», а тут в каждом ЖЭКе, оказывается, был оазис творчества…
Не надо путать художественную самодеятельность, которую мы тогда представляли, и профессиональных музыкантов. Им худсоветы действительно ставили палки в колеса. Но все, кому надо, находили лазейки, чтобы увильнуть от такой навязчивой опеки. Владимир Кузьмин, например, решил, что спокойней работать не в составе ВИА (вокально-инструментального ансамбля. – Прим. ред.), а артистом Таджикского цирка. Денег там зарабатывали не так много, но из-под юрисдикции контролирующих органов таким образом иногда выходили. Другим способом дистанцироваться от чиновников было оформление коллектива под маркой камерного. Убивались сразу два зайца: во-первых, прослушать тебя в качестве эстрадника и взять за одно место худсовет уже не имел права, а во-вторых, ставка оплаты была значительно выше, чем в ВИА. Такой отмазкой пользовались, например, ребята из «Автографа» и числились они артистами камерно-инструментального жанра, считаясь конкурентами Спивакова, Башмета и других камерников.
Сегодня многие музыканты, начинавшие свою карьеру еще до развала СССР, считают распространенную тогда систему худсоветов пагубной и тормозящей все новое и талантливое. Но другие исполнители той поры, напротив, уверены, что слишком уж большая свобода, которая возникла после отмены худсоветов, привела на сцену много бездарей.
Вы знаете, правы-то, на мой взгляд, и те и другие. Потому что каждое время диктует свои условия, и в тех или иных явлениях прошлого можно найти и положительные, и отрицательные стороны. Да, система не способствовала продвижению острого и злободневного творчества. С другой стороны, худсоветы не допускали появления на сцене и явных недоразумений, так как требования к профессионализму были достаточно высокими. Конечно, крови нам попортили в то время немало. Но если ко всему относиться серьезно и постоянно брюзжать, только своему здоровью навредишь. Поэтому лично я вспоминаю те годы с улыбкой. К тому же наличие обязательного среднего специального образования у работавших тогда в сфере культуры и искусства профессионализму, в общем-то, не вредило.
Рассказывают, что с трудовыми книжками музыкантов творилась в те времена полная чехарда…
Встретить тогда человека, работающего и живущего в том городе, где у него лежала трудовая, среди артистов нашего жанра было редкостью. Моя книжка находилась в свое время в Тюменской, Кировской, Костромской, Рязанской филармониях, а когда я играл в «Браво» – в Московской областной филармонии. Но некоторым вообще приходилось трудиться «квартирниками» – давать так называемые концерты на квартирах подпольно. Я тоже одно время работал в таком режиме. Собираются два-три десятка слушателей, и ты поешь для них под гитару. А они между песнями общаются с тобой под пиво «за жизнь».
Вашего «Приемщика вторсырья» вы, наверное, исполняли на таких вот нелегальных концертах?
Да, для «квартирников» у меня была целая серия песен под кодовым названием «Кака» – именно так назывался знаменитый усилитель от кинопроектора «Украина», на которых в школах крутили учебные фильмы. Эти усилители мы чаще всего использовали в выступлениях на выпускных, и от них всегда било током. Менее распространены были басовый УЭМ-50 по кличке Зеленый глаз, полученной из-за горящего на нем индикатора, и ТУС-100 – большой железный ящик с проигрывателем в верхней его части. Вот через это обычно все и пелось хриплыми голосами в пластмассовый микрофон МД-52. Я до сих пор помню все марки динамиков той поры, которые доставали по клубам или на периферии: монтеры за бутылку откручивали для тебя из киношных колонок все необходимое. Такое советское воровство на месте: покажи мне, что несешь, и я скажу, где ты работаешь. Словом, экономили на всем и даже струны варили.
Это что же получалось – разновидность супа из топора?
Да нет, в другом смысле. Струны варили, чтобы не тратить деньги на новый комплект. Допустим, на бас-гитаре каждые полгода (а то и три месяца) нужно менять струны. А ведь они дорогие. Снимаешь их с гитары, кладешь в кастрюльку и кипятишь. Вся грязь и жир, которые попадают на них с пальцев, просто вывариваются. Потом сливаешь воду, протираешь их тряпочкой, сушишь, и какое-то время струны еще более-менее звучат. Хотя мы покупали в музыкальных магазинах только необходимые вещи, для того чтобы знакомиться с новинками, ходили туда довольно часто. В свое время я очень смеялся, когда наши сделали первые педали с эффектом «вау-вау». Так они назывались у японцев, мы же прозвали их квакерами. Я пришел в магазин, увидел эту штуку и попросил у продавца инструкцию почитать. Смотрю – а в ней написано: «Педаль ножная механическая для гитары ручной электрической». Как стоял, чуть не упал от смеха.
Сегодня у музыкантов финансовые возможности намного выше. Создается даже впечатление, что на каждый свой концерт они привозят с базы целую студию со всеми ее примочками: диэссорами, эквалайзерами, компрессорами и прочим «железом»…
На одном из сборных концертов я наблюдал такую картину: идут рокеры и несут массу оборудования с приборами, улучшающими звучание. Бегунов из «Чайфа» стоял, смотрел на них, а потом вдруг и говорит: «Ребята, ну зачем вам это нужно? У вас же все в ля миноре». И он абсолютно прав. Я вот не понимаю, например, как можно тратить по два часа своей жизни на всевозможные настройки? Мы с музыкантами просто выходим на сцену, «втыкаемся» и играем. Главное – чувствовать инструмент и звучать в балансе, что, кстати, достигается при желании очень быстро. Я даже мониторами не пользовался, когда начинал свою музыкальную карьеру. Не прижились у меня и наушники, с помощью которых «читаешь» звук. Сейчас каждый второй певец надевает их во время концерта. Я же вообще не люблю, когда в ушах посторонние предметы. А тут надо работать в них на сцене полтора часа – начинаешь просто глохнуть и ухо болит.
Сейчас мы договоримся до того, что и микрофона у вас своего нет…
А он мне и не нужен. Я считаю, что лучше иметь хороший голос и обаяние, чем персональный микрофон. Он тут вообще ни при чем.
А как же быть с утверждениями «знающих» людей о том, что каждый уважающий себя певец обязательно поет только в свой личный, эксклюзивный микрофон, с которым он не расстается ни на минуту?
В этом случае желательно иметь звукорежиссера с «хорошими ушами». У меня такой есть. Тогда и вся эта техника просто не нужна. А вот гитара – это уже другой разговор, потому что она является главным инструментом и создает весь звук, саунд. В моем арсенале их две. Старенький «фендер» с уникальным «лопающимся» звуком для игры на выезде: ее возить удобнее, так как она меньше и легче. А также «Грейч Брайан Сетзер модель», названная по имени играющего на таком же инструменте лучшего рок-н-ролльного гитариста в мире Брайана Сетзера. Эта полуакустическая «фиалка» (цвета «яркий фиолет») – специально для московских выступлений.
На таких гитарах играли музыканты во времена стиляг?
Абсолютно. Они сделаны именно для этой музыки, которую я после «Телефона» играл и в группе «Браво». Когда мы с Женей Хавтаном стали формировать наш репертуар (как оказалось, золотой), то решили выделить стиляжную тему и сделать ее главной. И сразу же поклонники вокруг нас стали одеваться в подобном духе. А это обязывает тебя быть предводителем движения и очень тщательно подбирать гардероб. В стране существовала огромная армия стиляг, которые приезжали в Москву даже из других городов. Это были, наверное, не столько почитатели одной только группы «Браво», сколько просто поклонники стиля рок-н-ролл. Примечательно то, что именно они делали каждый наш концерт особенно ярким, и его нельзя было спутать с выступлением никакой другой команды. Самое главное для стиляги – это, конечно же, прическа. Иногда в зале можно было увидеть что-то невообразимое: люди ставили на голове такие «коки»! Смотришь – а спереди у него чуб немыслимых размеров с двумя килограммами бриолина и лака…
А также стильный оранжевый галстук…
Да. Вообще, пижоны приходили еще те, куда там Элвису Пресли. По всей видимости, отсюда в нашем языке и появилось обличающее словосочетание «стиляги и тунеядцы». В Москве вся подобная одежда приобреталась на Тишинском рынке. Потому что купив что-нибудь стильное в магазине, ты становился похожим на бизнесмена. А вот пиджачки с узкими лацканами и старые брюки вполне подходили. Достаточно было надеть к ним белую рубашку, чтобы органично войти в образ. Хотя я и тогда одевался как обычный российский парень и носил прическу без вычур, и сейчас являюсь поклонником самого простого стиля – джинсы и майка. Правда, у каждого есть своя фишка: из шерстяных вещей я, например, ношу только кардиган на молнии. Мой гардероб вообще состоит в основном из английских марок (потому что британцы – законодатели рок-н-ролльной моды) и итальянских, одежда у которых более пижонская. Но в моем случае одежда скорей вторична, а первична все-таки музыка.
Общеизвестно, что пробивает дорогу к сердцам людей не та музыка, которая обязательно должна звучать громко, а именно мелодия, находящая своего слушателя.
У меня в этом плане есть замечательный пример, когда на одном из саундчеков к Алексею Алексеевичу Кузнецову обратились молодые ребята, которые с ним играли: «Дядя Леша, сделайте, пожалуйста, вашу колонку погромче. Ничего не слышно». А он ведь джазовый гитарист и знает, что такая музыка воспринимается лишь тогда, когда льется из динамиков тихо. И также понимает, что объяснять все это молодежи (так, чтобы она в конце концов поняла смысл сказанного) долго. Поэтому, чтобы не тратить понапрасну времени, он повернулся к ним и сказал очень просто: «Пока – так…»
Валерий, когда-то вы работали проводником на железной дороге.
В те времена обязательно была нужна официальная «крыша». Иначе тебя легко могли привлечь по статье за тунеядство и определить на казенные хлеба. По молодости, сразу после армии, мне пришлось поработать и сторожем, и учеником повара, и барменом, и грузчиком… Нужна была профессия, не отнимающая много времени, пусть даже малооплачиваемая, но позволяющая заниматься любимым делом – музыкой. Вскоре я узнал о том, что существует еще одна подходящая работа – проводник на поездах западного направления. Ее не афишировали, но вместе с официальным трудоустройством она давала массу свободного времени.
Есть что вспомнить?
Конечно. Зимние поездки часто превращались в экстремальные приключения. Угля, который нам давали для отопления вагонов, не хватало. Тем более что нам отгружали вообще не антрацит, а угольную крошку. И чтобы не замерзнуть и не застудить пассажиров, наши проводники тырили уголь на вокзалах Берлина или Праги. Разыгрывались целые вестерны с погонями, беготней между и под вагонами, драками и задержанием кого-нибудь из наших коллег. Вспоминается все это с улыбкой, но тогда, поверьте, было не до шуток.
Рассказывают, что службу в армии, после которой пришли в вагонный участок западного направления, вы проходили в Афганистане.
Нет, служил я в Спасске-Дальнем музыкантом. Мы и там играли на танцах в местном Доме офицеров. Просто в 1988 году в канун 23 февраля мы летали в Афганистан, чтобы, дав ряд концертов, поздравить наших военнослужащих с праздником. Летела туда целая агитбригада. Во время полета в какой-то момент наш самолет Ил-76 вдруг начал камнем падать вниз с высоты восьми километров. Оказалось, что это делается специально в целях безопасности – чтобы не сбили. А так как погода над Кабулом была нелетная, нас посадили в Кандагаре – самой горячей точке боевых действий, на границе с Пакистаном. И уже ночью перевезли в столицу, предупредив, что в случае попадания душманской ракеты в самолет всю агитбригаду выбросят в течение 4 секунд в бомболюк. Так что мы были готовы к десантированию, сидя с парашютами, автоматами и в полном обмундировании. За 20 дней гастролей не раз попадали под обстрелы, дали десятки концертов. А в качестве компенсации за эту поездку от ЦК ВЛКСМ мы получили возможность съездить на фестиваль в ГДР, а затем и в Данию.
Так вы впервые совершили путешествие в капстрану?
Да, и увидел другой мир. Вообще я очень люблю путешествовать. Побывал уже во многих уголках земли. С семьей же частенько отдыхаю в Европе. Например, в Италии. В ней нам нравится все, в том числе и кухня, отношусь к ней с большой симпатией. Итальянская еда очень простая и ненадоедливая. В ней фактически отсутствует соус, в отличие от французской кухни, которую каждый день я бы не осилил.
Что еще привлекает вас в Италии?
Эта страна – огромный музей под открытым небом со своей культурой, традициями, праздниками. Подкупает то, что в каждом, даже маленьком городке, проводятся порой всемирно известные фестивали, ярмарки или выставки. Например, праздник вина или гонки на лошадях, которые проводятся в Сьене на центральной площади – неровной покатой брусчатке, забитой ликующей толпой. В считанных метрах от людей несутся жокеи, все в старинных костюмах времен Ромео и Джульетты. А вот в Генуе расположен лучший океанариум Европы. Я уже не говорю про миланский «Ла Скала», во время представлений в котором отменяются все рейсы местных и транзитных самолетов, чтобы их рев не мешал публике в опере. А Рим – вечный город! И, конечно же, нам запомнились Зимние олимпийские игры в Турине. На хоккейный матч «Россия – Канада» даже попытались пронести инструменты, но нам позволили взять на трибуны только трубу, потому что у нас был статус обычных болельщиков. Зато когда проводились следующие встречи, нам здорово помогал Гедиминас Таранда, который, имея аккредитацию, доставлял мимо охраны наш саксофон. Во время игры стоял страшный рев, люди болели за спортсменов так, что трубы, на которой играл Володя Галактионов, было просто не слышно. Но самое поразительное, что Володина жена прислала ему на телефон SMS-сообщение: «Это не ты там играешь?» Частоты у инструмента высокие, и через телевизор звук слышен. «Да, это я», – ответил он. «Тебя не видно, но сыграй, пожалуйста, для нас с дочкой «Бесаме мучо». И через некоторое время: «Спасибо! Слышали! Любим тебя!» Такая вот история любви, когда ты не видишь человека, но ловишь голос его трубы, предназначенный специально для тебя и родных.
Подружились, наверное, со спортсменами?
Когда Евгений Плющенко приехал с золотой медалью в «Русский дом», по каналу «Евроспорт» в какой-то момент стали передавать повтор кадров, на которых ему как раз вручали олимпийское золото. А он в реальном времени стоит вот здесь, на сцене. И мы вживую заиграли ему Гимн России. Все в зале сразу же встали. Получился эффект двойного присутствия, когда мы повторно озвучили кадр трансляции. А после этого я спел на мотив песни «Вася»: «Конечно, Женя – олимпийский чемпион!» Этот сюжет потом обошел все мировые телеканалы, начиная с EuroNews и заканчивая CNN. Вообще интерес к нашей стране достигал тогда такой степени, что форма российской сборной пользовалась у гостей Олимпиады бешеной популярностью. Доходило до того, что в «Русский дом» за ней выстраивались огромные очереди. Однажды прямо на улице мне даже предложили обменять мою куртку с фирменным «Россия» на дубленку «Бриони». Я тогда с гордостью отказался и предложил обратившемуся ко мне мужчине попытать счастья в магазине. «Но там очередь!» – возразил джентльмен. «Ничего страшного, придется постоять», – ответил я.
Какое впечатление произвела на вас Австралия?
Самое интересное, что Сидней в свое время напомнил мне мои детские представления об… Америке. И уж океанариум в столице Австралии ни в какое сравнение не идет с генуэзским. Это стеклянная труба большого диаметра под водой. Идешь по ней и виден весь морской мир: акулы, скаты, мурены, стаи рыб, чудища океанских пучин. Кто за кем наблюдает в этот момент, не совсем ясно, так как в трубе этой ты сам ощущаешь себя, словно в аквариуме. А под Мельбурном мы видели шоу пингвинов, появляющихся на пляже словно морской десант или 33 богатыря. Смешная история произошла с кенгуру, которого Аркадий Арканов при мне одел в свой пиджак и сунул в передние лапы газету. Получился ну ни дать ни взять джентльмен за ланчем, который штудирует биржевые сводки. Не хватало только чашечки кофе и ноутбука. Это при том, что кенгуру, к моему удивлению, оказались выше человеческого роста – настоящие монстры. Там есть места, где по свистку гида-смотрителя из лесной чащи вылетает целое стадо прикормленных сумчатых и устремляется к туристам на очередную кормежку.
А модный ныне островной туризм вы тоже освоили?
А как же! Сейшелы, Маврикий, Мальдивы… Последние, кстати, просто рай! Например, там есть услуга, когда тебя привозят на островок мальдивского архипелага для проведения оздоровляющих процедур. Ложишься на массажный стол. И пока тобою занимаются специалисты, ты можешь рассматривать через прозрачный пол красоты подводной флоры и фауны. Вообще в мире столько интересного и неизведанного, что на освоение всего этого не хватит и жизни. Поэтому каждый раз стараюсь открывать для себя что-нибудь новое. Полноценный отдых, любимая работа, дружная семья – что еще нужно человеку для счастья?
Некоторые пытают счастья в азартных играх…
Я познакомился с этой заразной болезнью еще в 90-х и пару лет играл почти ежедневно. Результат, естественно, оказывался минусовым. Потому что заработать на рулетке невозможно. Вообще лотерея, на мой взгляд, не ловля удачи, а ловля неудачников. И я, к счастью, понял эту простую истину. Да, случались эффектные победы, но больше было средних ежедневных поражений. Мы играли вдвоем с Виолой (женой. – Прим. ред.), а рядом – наша боевая подруга Лола Милявская и другие соратники. Постепенно появилось «казиношное братство», так называемые шпилевые люди (от слова «шпилить» – играть) и соответствующий жаргончик со сленговыми словечками типа «Даешь допера на третий бокс!». А по ночам снился роял-флеш… В 1998 году мы как-то играли в «Монте-Карло». Я «сооружал переборы», на кураже делал ставки поперек всякой логики и в течение 10–15 минут собрал порядка 20 беспроигрышных сетов. В результате втроем с Виолой и еще одним нашим знакомым мы выиграли около $30000. В этот момент я вдруг предложил: «Давайте встанем и уйдем, из спорта надо уходить красиво». Так и сделали, и с тех пор как отрезало. Так что сегодня азартные игры для меня – прочитанная книга.