Красивую и талантливую актрису Валентину Малявину любили многие одиозные мужчины, эта любовь часто заканчивалась для них трагедией. Однажды злой рок навис и над Валентиной: «девять лет тюремного заключения за убийство любимого» - этот приговор перевернул жизнь актрисы.

    - Валентина Александровна, что же произошло в тот роковой вечер, когда погиб Станислав Жданько?

    - Стас был не в настроении. Витя Проскурин пригласил нас на премьеру спектакля «Вор» в Ленком, он играл одну из главных ролей. Спектакль сильно расстроил Стаса, он считал, что главная роль должна принадлежать ему. В это время Стас пребывал в творческом кризисе и очень болезненно переносил удачи других актеров. После премьеры Виктор заехал к нам домой, мы выпили. Виктор уехал, а мы остались одни. Уже и не помню, с чего началась наша ссора, но когда у меня не хватило слов, я схватила бутылку вина и стала его пить прямо из горлышка. Я знала, что этот поступок больше любых слов оскорбит Стаса – он всегда приходил в гнев, когда я выпивала. Конечно ту несчастную бутылку я не выпила, остаток вина вылила в раковину… Когда я вернулась в комнату Стас лежал на полу, о том, что он нанес себе смертельное ранение я догадалась не сразу.

    - Вас обвинили в убийстве?

    - В то время следователь очень внимательно подошел к делу. Он понимал, что это самоубийство, поэтому дело было закрыто. Да и что меня судить, я сама себя судила: я виновата в его смерти, не доглядела, не уберегла. Я все время вспоминала его последние слова: «Валюша, пойдем со мной!», но я не могла решиться на этот шаг, я – человек верующий. Очередная беда пришла, когда я ее не ждала. Я была дома у мамы, вдруг в квартиру ворвались несколько человек, стали шарить по шкафам, трясти книги, а мне приказали одеваться. Меня увезли в Бутырку, больше я домой не вернулась…

    - Почему вас арестовали не сразу, а через пять лет после трагедии? Это похоже на чью-то месть.

    - Дело не в том, что кто-то меня «подставил», меня окружали хорошие люди, я не верю, что кто-то из них способен на такую подлость. Но меня все-время требовало КГБ, а я категорически отказывалась, причем делала это дерзко, с гордой ухмылкой. Я говорила: «Я не Мата Хари, я красивая и талантливая актриса». Мне грозили, что я не смогу поехать на гастроли за границу, а я все равно ездила, потому, что я была занята в большинстве спектаклей театра. Кто играть то будет, если меня отстранят? Когда Стас умер, за мной стали ходить по пятам. Я ушла из театра Вахтангова. Распродавала свою шикарную библиотеку, на то и жила, мне помогали друзья, Володенька Высоцкий – мой вечный дежурный по сердцу… Как то раз в парикмахерской ко мне обратилась Галя Брежнева: «Папа умрет, тебя сразу посадят. Уезжай за границу».

    - Что помешало вам воспользоваться советом?

    - Как я могла уехать? Бросить мой Арбат? Все годы, пока я была в тюрьме, я вспоминала Арбат, может быть именно сознание, что я – девочка с Арбата помогло мне выжить. А когда вернулась, я не узнала любимую улицу: эти пестрые торговые лотки, эти поющие и читающие непонятные стихи люди, бесцветные, бесталанные и не запоминающиеся. Эти видеокамеры, следящие за каждым твоим шагом – за годы, проведенные в тюрьме, я научилась чувствовать, когда за мной подглядывают. И эти жуткие фонари – «офонаревший Арбат», как назвал его мой друг Саша Шалевич. Мне стало ужасно грустно. И все равно моей мечтой остается вернуться на Арбат, я хочу снова там жить, потому, что очень много воспоминаний связано с этим местом.

    - Первая любовь пришла к вам тоже с Арбата?

    - Это был знаменитый арбатский хулиган Саша Збруев, веселый, бесшабашный парень, красавец! В него были влюблены все окрестные девчонки. Когда я его впервые увидела, решила, что он будет моим. И действительно, одного моего взгляда стало достаточно, чтобы зацепить его сердце. В то время мне исполнилось всего семнадцать лет, но я с самых малых лет знала силу своего взгляда: стоило мне на парня долго и пристально посмотреть, он таял, как елей. Роман с Сашей закрутился очень бурно и стремительно, через месяц я поняла, что беременна. Это обстоятельство меня нисколько не испугало, потому что рядом был мой любимый мальчик, мой Сашенька, который сразу принял решение идти в ЗАГС. Смешная история произошла в ЗАГСе. Нас почти расписали, сделали памятные фотографии, и вдруг обнаружилось, что я несовершеннолетняя. И нас погнали прочь. Пришлось брать разрешение в Исполкоме.

    - Ваши родители не знали о свадьбе?

    - Свадьбы никакой и не было. Мы пришли ко мне домой, встали на пороге, держась за руки, свидетельство о браке я прятала за спиной. Мама сначала на нас внимания не обратила, потом спросила: «Что это вы к стене жметесь, натворили что-то?». Саша отвечает: «Совсем немножко натворили, мы поженились». Мама в слезы. Потом мы все вместе поехали к Татьяне Александровне, Сашиной маме. Она к новости отнеслась спокойнее, только строго поинтересовалась: «Ну и на что вы жить собираетесь?». Эта проблема как-то сама собой разрешилась, Саша стал сниматься, я поступила в школу-студию МХАТа, и меня тоже начали приглашать на съемки. Когда я первый раз переступила порог школы-студии, я растерялась, не знала, к кому обратиться, куда отдать документы. Вижу, идет парень с красной повязкой на руке – дежурный. Это был Володя Высоцкий, он сразу взял меня за руку, повел по кабинетам, пообещал, что я обязательно поступлю и стану известной актрисой, а потом сказал: «Отныне, я буду твоим дежурным по сердцу». С той первой встречи мы сдружились навсегда, Володя меня поддерживал в трудных ситуациях. Я страшно переживала его раннюю смерть… Я помню, он меня пригласил на вечеринку, весь вечер не отпускал от себя, развлекал шутками, игрой на гитаре. Завороженная его песнями, я осталась до утра.

    - Как в это время складывалась ваша семейная жизнь?

    - Мы с Сашей были в том возрасте, когда о семейной жизни имели весьма скудные представления. Он пропадал на съемках, я его ждала и носила его ребенка. Как-то раз моя мама и Сашина повели меня к врачу на осмотр. Я была совсем девчонкой и ничего не понимала, не понимала, что дорогие мне женщины могут задумать подлость. Врач сделал какой-то укол, через несколько минут мне стало плохо, и меня увезли в больницу. Когда я очнулась, я почувствовала между ног какой-то комочек, откинула одеяло… это был мой ребенок, девочка. Я потеряла Сашиного ребенка.

    - Ваш муж не знал об этом «заговоре»?

    - Ну что вы? Саша в это время был в киноэкспедиции. Когда он приехал, он был в шоке, он очень хотел этого ребенка. Он решил, что я это сделала по собственной воле, и сильно избил меня. Я не стала ему ничего доказывать, молоденькая очень была и гордая. Но что-то с этого момента в наших отношениях разладилось. Мы продолжали жить вместе, но почти не виделись, потому что оба пропадали на съемках. В это время меня пригласил Андрей Тарковский в свою картину «Иваново детство». Он только раз на меня взглянул и сказал, что эта роль для меня. Андрей пытался привязать меня к себе, он хотел, чтобы я снималась только у него. Мы никогда не были любовниками, наши отношения были платоническими, но они были даже более сексуальными, томительными, чем, если бы мы делили одну постель. Никто не верил в чистоту наших чувств, никто. Но я его любила безумно, он показал мне весь мир, а я просто отпустила его…

    - Збруев ревновал вас?

    - Он был ревнив. Он и сам не был безгрешен, всегда нравился девушкам и не обделял их вниманием, поэтому просто не понимал, что любящие друг друга мужчина и женщина могут обходиться без секса. Он ревновал меня к Андрею Тарковскому, к Андрону Кончаловскому, с которым мы тоже очень сдружились, потом стал ревновать к Саше Кайдановскому… Первый раз я его увидела в роли Гамлета в постановке Гнесинского училища. С первой же минуты я была поражена, в его лице было и безумие и непостижимый ум одновременно. Он был гениален! Потом мы познакомились ближе. У нас были совершенно разные взгляды на жизнь, но нами овладела страсть. Шесть лет мы прожили под одной крышей. Он тоже ревновал меня, но ревновал … к театру. Мы вместе играли в Вахтанговском, потом Кайдановского выгнали, а я осталась, к тому же играла почти во всех спектаклях. Саша следил за тем, чтобы я не одевалась красиво, когда иду в театр, не позволял краситься. Я забеременела, но рожать от этого непредсказуемого человека побоялась, сделала аборт. Саша настаивал на том, чтобы мы поженились, но после смерти моей дочки я вообще ни за кого не хотела замуж…

    - Вы говорите о ребенке Александра Збруева?

    - Когда мы развелись со Збруевым, меня позвал сниматься в фильме «Подсолнух» талантливый режиссер Паша Арсенов, и я уехала к нему в ростовскую степь. Помню, стою посреди бескрайней степи, на меня летит всадник. В двух шагах от меня конь встает на дыбы, Паша по-гусарски спрыгивает, подходит ко мне близко-близко и нежно целует. «Ты будешь моей женой, учти это». И снова целует. Я обомлела. С одной стороны, я была очарована этим натиском, а с другой – я кипела от возмущения: как он может за меня решать и навязывать мне свою волю. И все-таки очень скоро мы поженились. Однако, наш брак оказался трагичным. Я родила дочку. Это было как раз в то время, когда по Москве прокатилась волна детских смертей по вине медицинских работников роддома. Моей девочке занесли инфекцию, и она оказалась в числе горькой статистики. После смерти доченьки я по-прежнему хорошо относилась к Паше, но быть ему женой я уже не смогла, я не смогла прикасаться к его телу, целовать его, со мной что-то случилось. Я стала искать успокоение в вине. Это помогало, но скоро стало неотъемлемой частью моего существования.

    - Сейчас вы не жалеете, что не стали рожать позже?

    - Я не знаю, права я или нет, но я не жалею, что у меня нет детей. Мой арест для них стал бы настоящей трагедией.

    - Так получается, что большинство ваших мужчин хорошо знали друг друга, да и, похоже, что в вашей судьбе они были в одно время. Вы не считаете, что это измена?

    - Я любила их всех, каждого по-своему, но очень любила. Каждому я отдавала частицу себя, я не изменяла себе, а это главное. Когда мне было четырнадцать лет, я пряталась от дождя в цыганской кибитке. Одна старая цыганка долго разглядывала меня, а потом заговорила, глядя прямо в глаза: «Ты рано выйдешь замуж, но твой муж не будет единственным, ты будешь вынашивать детей, но не будешь их растить. В твоей жизни будет много любви, но горя в ней будет еще больше. Ты будешь расплачиваться за то, что не совершала и совершать то, что не собиралась». В тот момент я ничего не поняла из предсказания, но потом часто вспоминала старую цыганку.

    - Получается, что ваша встреча со Стасом Жданько была предрешена?

    - Стас был намного моложе меня. Я помню его, когда еще подростком он приходил на мои спектакли и дарил цветы, брал автографы. Он был моим поклонником, старался обратить на себя внимание и в то же время был вызывающе-небрежен: грязные растрепанные волосы, сбитые кирзовые сапоги, неопрятная одежда и этот ужасный вызывающий смех. Потом он поступил в театральное училище и подметал двор под моим окном. Я замечала его присутствие, но внимания на него не обращала, я даже имени его не знала. Однажды мне позвонил Саша Кайдановский и сказал, что я обязательно должна посмотреть спектакль студенческого театра, в котором Жданько играет Раскольникова. То, что я увидела на спектакле было невероятно: молодой человек с очень бледным лицом и синими-синими глазами, как бы спрятанными за легкий прищур. Его лицо менялось мгновенно, а когда он медленно провел ладонью по постели Сонечки по моей спине побежали мурашки. После спектакля я подошла к нему, поцеловала и сказала: «Я вас очень понимаю». Больше я собой не управляла, я просто проваливалась в бездну чувств.

    - Каким он был человеком?

    - Немного странным. Он жил в странной комнате, где на стене висели топоры, ножи, веники. А над столом был прикреплен мой портрет. Когда я впервые пришла к нему в гости, он подвел меня к зеркалу, долго смотрел на отражение нас двоих, ему нравилось видеть меня рядом. Потом он сказал: «Отойди в сторону». Взял топор и разнес зеркало вдребезги. Я была страшно напугана, вжалась в угол и не знала убежать мне или остаться. Наверное, если бы я была разумным существом, я бы тогда ушла и никогда не вернулась бы к человеку, который так перевернул мою жизнь. Но я была существом влюбленным и поэтому продолжала жаться в угол. Стас, между тем, опустил топор на пол, подошел ко мне, обнял за плечи и сказал: «Не бойся, я убил себя прежнего, того, каким я был до тебя». С появлением в моей жизни Стаса, изменилась и я сама. Я покончила со своим пристрастием к вину, потому что это очень не нравилось Стасику, я с новой силой взялась за работу. Но насколько все было хорошо в моей карьере, настолько же плохо складывалась карьера у Стаса. Ведущих ролей в театре ему не давали, фильм «Ошибки юности», на который он так рассчитывал, лежал на полке, а ему так хотелось славы, причем не когда-нибудь, а незамедлительно. Однажды я разглядывала его красивые ладони и вдруг заметила, что линию жизни разрезают два шрама. Когда-то я увлекалась хиромантией и знала, что эти шрамы могут означать только трагическую смерть. Мне стало страшно, я стала спрашивать у Стаса откуда у него эти шрамы. Оказалось, что однажды на празднике ему стало тоскливо, и он прямо за столом раздавил в ладони хрустальный фужер. Он был человеком настроения. И в тот трагический вечер у него было очень плохое настроение. На беду, накануне я отдала поточить наш единственный, вечно тупой, кухонный нож. Стас этого не знал… 

    - Когда вы – богемная женщина, впервые оказались в камере, что вас больше всего поразило?

    - Аккуратность. Даже там, где от отчаяния ни до чего нет дела, женщины продолжали следить за порядком, поддерживали чистоту, а главное, не забывали следить за собой. Представляете, меня научили из горелых спичек, сахара и мыльной стружки делать тушь для ресниц, штукатурку от стены мы использовали, как тени, на бумажки накручивали волосы, а овсяную кашу накладывали на лицо вместо питательной маски. А какая там была библиотека! Я поняла, что и в тюрьме можно жить. Когда много лет назад я изучала линии на своей руке, обнаружила на ладони знак тюрьмы. Мне подумалось тогда, что это полная ерунда, мне, при моем благополучии даже думать об этом было страшно. И вот надо же! Не даром говорят: «От тюрьмы и от сумы не зарекайся».

    - Говорят, в тюрьме жестокие законы, как вам удавалось противостоять этому?

    - Я никогда не позволяла себя унижать, это был мой закон, и его принимали другие. Ко мне хорошо относились, и заключенные, и охрана. Может быть, сыграло роль то, что я узнаваемая актриса. Время было такое: актриса, значит кумир, меня не пытались затоптать, а наоборот, уважали. Тюрьма – это не кошмар. Там все, кто еще способен чувствовать и думать обращаются к Богу. И Бог помогает. Еще в Бутырке мне приснился пророческий сон, будто бы я лечу в пропасть, а внизу страшные колючки. Вдруг меня подхватывает мягкое облако и выносит вверх. На том я и проснулась. Я благодарна Богу, что я не упала в пропасть и смогла выстоять.

    - Не секрет, что в женской тюрьме из-за отсутствия мужчин романы возникают между женщинами.

    - У меня в тюрьме был замечательный молодой человек – крупный вор. Жгучий брюнет с синими глазами, Володя. Как он за мной ухаживал! Как умудрялся передавать мне подарки. А тайные свидания под полной луной?! О нашем романе все знали. Конечно, он скрасил мое пребывание в тюрьме. Он освободился раньше меня. Представьте, меня даже отпустили с ним проститься, а начальник лагеря на шухере стоял.

    - Вы с Володей виделись после заключения?

    - Как-то раз он позвонил ко мне среди ночи. Трубку взял мой муж Максим Краснов и грубо спросил его: «Вы знаете, сколько сейчас времени?». Больше он не звонил, а я не знаю, что с ним, где он, но всегда помню его. Со временем я потеряла всех, с кем зналась в тюрьме. Как-то раз приезжали мои девчонки, мы посидели, выпили, стали вспоминать прошлое. Я сидела и думала, что эти люди стали мне совсем чужими. Там, на зоне у нас была общая цель – свобода, а здесь у каждого своя дорога. Так получалось, что моя дорога идет совершенно в другом направлении. Я решила, что эти встречи больше не нужны.

    - Вы освободились досрочно, как вас встретила вольная жизнь?

    - Я попала в совершенно новую страну, я растерялась. Мне было трудно ходить по улицам, переходить через дорогу – совершенно новый сумасшедший ритм в городе. Эта непонятная перестройка, а потом вообще танки по улицам пошли. Я просто сходила с ума. Хорошо, остались старые друзья. Лариса Есько, ее муж и дочка, Маша Вертинская, Лиля Олешникова – я со всеми встречаюсь и сейчас. Саша Збруев меня приглашал на открытие ресторана «Трам», а его две жены без конца звонят мне и жалуются на него. Заехала я и к Саше Кайдановскому, он был несказанно рад снова меня видеть, но его жена Инна Пиварс не пустила меня на порог и закатила страшный скандал. Она жутко ревновала. Не его она была женщина. Он ее не любил, а она его страшно любила.

    - В юности вы были очень дружны с Инной Гулая, почему вы о ней не говорите ни слова?

    - Мы были арбатскими девочками, вместе крутили романы с парнями, менялись платьями. Рассказывали о своих девичьих бедах. Потом я вышла замуж за Сашу Збруева, а Инна за Гену Шпаликова, очень талантливого поэта и режиссера. У них родилась дочь. Но у Гены начались проблемы с работой, которые коснулись и Инну. Инна отдалилась от меня, наверное, она мне завидовала. Почему-то вспоминается мой суд, и в первом ряду парадно одетая и ярко накрашенная Инна. Она ликовала. Я не держу на нее обиду, это грех, тем более, что Иночка решила уйти из жизни, когда я освободилась, мы даже не успели увидеться.

    - После тюрьмы вы снова вышли замуж?

    - Я по гороскопу «близнец», а «близнецы» не выносят одиночества. Максим Краснов покорил меня тем, что у него «золотые руки», он кузнец, известный в художественных кругах мастер по металлу. Это он выковал ограду вокруг Третьяковской галереи. Глядя на него, и я занялась художеством, мне даже один иностранец заказал портрет Николая 2. В поисках натуры я мучилась два месяца, пока не встретила живого «Николая» возле ближайшего универсама. Я вцепилась в его рукав, говорю: «Буду писать с вас портрет». Он: «Ну, ежели нальешь сто граммов – пиши». Очень скоро я поняла, что Саша, так звали моего необыкновенного знакомого, послан мне Богом… Но, видно не судьба мне быть счастливой. Сашу убили кавказцы, ножом в спину, только за его сходство с последним российским императором.

    - Неужели такая женщина, как вы теперь одинока?

    - Сейчас рядом со мной мужчина, которого я знаю тридцать лет, он мой добрый друг, хорошо знал Сашу, часто бывал у нас дома. Володя – океанолог, со всякими учеными степенями, с густой профессорской бородой и очень строгим взором. Когда Сашу убили, я была в отчаянии. И Володя переехал ко мне жить. В ту роковую ночь я возвращалась домой от друзей, немного дольше положенного задержалась в машине. Саша ждал меня во дворе. Если бы я чуть раньше вернулась, беды не случилось бы. Я даже на могилку к нему не могу сходить, ноги не идут.

    - О вас говорят, как о роковой женщине, в чем ваш загадочный «манок», которым вы приманиваете мужчин?

    - Может быть, дело в моей независимости. Я никогда не цеплялась за мужчин, не любят они, когда их удерживаешь на привязи, а оказавшись на свободе не хотят улетать. Честно говоря, я и сама не понимаю, почему их ко мне тянет, тем более сейчас, когда я уже не молода. Представляете, сейчас звонят Володины друзья и высказывают недвусмысленные предложения… А на днях со мной в такси произошла невероятная история. Водитель – молодой мужчина, вместо того, чтобы взять деньги потребовал интимных отношений. Он просто набросился на меня, мне с трудом удалось выскочить из машины. Да уж, роковая женщина!

    - О каждом своем мужчине вы говорите с любовью. Неужели можно любить так часто, может быть, вы немного легкомысленно относитесь к этому серьезному чувству?

    - Я вот только сейчас задумалась… А ведь я не любила никого. Увлекалась – да, испытывала физическое притяжение… но не любила. Я думаю, что в своей жизни по-настоящему я любила только одного мужчину – Христа.