«Воевал» против «красных»

    - Уже больше двадцати пяти лет я работаю в Театре-студии киноактера, сейчас, в основном, играю детский репертуар, а раньше играл и классику и советские пьесы – работы было много. Конечно, театр изменился, сейчас у нас сорок актеров, из них только человек шесть можно назвать нашей театральной семьей, остальные, либо по старости уже играть не могут, либо по молодости не хотят, а зарплату все равно получают. Вот я вчера вместо того, чтобы думать о работе, весь день бегал, спасал молодого актера от увольнения – он просто не явился на спектакль.

    - Не предупредив?

    - В том то и дело, ему, видите ли, халтура подвернулась, у них же, теперь телевидение, реклама, а наша театральная зарплата с теми гонорарами не конкурирует. Да и ответственности у молодого поколения нет. Совсем другое время…

    - Ваш театр не самый популярный в Москве, почему же вы так ему преданы?

    - Так уж получилось, что он возник в моей жизни в нелегкий период, поэтому и я храню ему верность.

    - Тогда давайте по порядку: вы родились не в Москве и не в самый счастливый для страны год?

    - Да, я родился 3 июля 1941 года в городе Рославль Смоленской области, в этот день Сталин делал первое обращение к народу с момента начала войны – это только спустя две недели, когда фашист полстраны прошел. Той речи я, конечно, не помню, мал еще был, но мать потом рассказывала, что городок наш был уже оккупирован, женщин и детей сгоняли в вагоны и отправляли в Германию, а мать не тронули, потому что она была на сносях, вот-вот должен был я родиться – зачем им в дороге нужна роженица? Мама моя была секретарем комсомольской организации, поэтому, как только я появился на свет, меня, бабушку и маму переправили в партизанский отряд. Так что всю войну я провел в партизанах, вот только я не понял, на чьей стороне «воевал»: двое маминых товарищей погибли из-за меня, когда пошли в занятую фашистами деревню добывать мне пропитание. Вообще, я видимо все-время был голодный и потому, не переставая орал, и когда наш партизанский обоз пробирался неподалеку от фашистских постов, командир шикал на мою мать: «Задави своего гаденыша, что он орет, он же нас выдаст». Но меня не задавили, а иначе Советское искусство понесло бы большую утрату.

    - Отец в это время был на фронте?

    - Да, он дошел до Берлина, а потом его направили во Львов. И вот тут я уже помню, что он привез из Германии огромное количество чемоданов – все же везли из Европы шмотки, какие-то швейные машинки, посуду…

    - Сейчас бы это назвали мародерством.

    - Тогда так поступали все. И во Львове, на вокзале родители меня оставили караулить чемоданы, а сами куда-то ушли.

    - Четырехлетнего малыша караулить? Вас-то самого могли унести.

    - Кому я нужен? А вот один чемодан все-таки сперли. По-моему, тогда меня в первый раз в жизни ударили.

    - Послевоенный период был тяжелым, голодным, детство, наверное, не было счастливым?

    - Детство – счастливая пора по определению, беззаботная и веселая, полная планов и фантазий. А голода во Львове не было, это же Западная Украина, их немцы не грабили, потому что местные жители к «новой власти» относились лояльно и даже помогали им. А так как «рыльца в пуху» были у всех, то и помалкивали об этом, не закладывали друг друга. А вот от бандеровцев мы натерпелись: на столбах висели листовки «До шести ваше. После шести наше», поэтому с заходом солнца все прятались по домам, и начиналась стрельба. Когда я играл генерала в фильме «Государственная граница», я как раз вспоминал свое детство – все очень точно показано.

    Невеста сбежала с другим на танцульки (Поматросила и бросила)

    - Откуда же в мальчишке, выросшем среди выстрелов, стремление к искусству?

    - Еще со школьных лет я участвовал в художественной самодеятельности, в 10 лет сыграл свою первую роль – негритенка. Мне нравилось не столько играть, сколько гримироваться – за несколько минут ты изменяешься до неузнаваемости, смотришь в зеркало: вроде ты, и в то же время кто-то другой. К десятому классу вопрос кем быть не стоял, правда, я еще не знал, что существуют театральные институты, поэтому поступил в студию при Львовском театре. А так как с украинским языком у меня было неважно, через год я поехал поступать в Москву. В Школу-студию МХАТ я прошел только с третьей попытки, видимо, мое упорство сломило сопротивление педагогов.

    - Москва не напугала своим величием?

    - Удивила. Львов маленький, уютный, чистый, тихий город. А здесь очень много народа, все куда-то бегут, я растерялся. Москвички, к которым страшно подойти – ой, как они отличались от наших девушек: интеллигентностью, одеждой, макияжем, красотой, умением разговаривать…

    - Вот тут, наверное, и пришла первая любовь?

    - Здесь вы не угадали. Первая любовь ко мне пришла раньше, в десятом классе. Надя Кравченко, как сейчас помню, мы познакомились на танцах: объявили дамский танец, и она пробиралась ко мне через весь зал, а я, как идиот забился в угол. Все-таки она меня вытащила – смелая была девушка. Я влюбился. Рассказывал ей о театре, водил на спектакли… Ну, конечно, не только детская романтика у нас была, но и все остальное… Через месяц мой театр ей надоел, она захотела на танцульки… Однажды я встретил ее с огромным, плечистым парнем и узнал, что она выходит за него замуж…

    - Решить спор по-мужски, с помощью кулаков не пытались?

    - Что я, Шварценегер что ли? Я невысокий, худой, а он рослый и крепкий – куда мне? Я очень сильно переживал месяца два, а потом успокоился.

    - Но в студенческие годы вы наверстали упущенное чувство?

    - Я целенаправленно делал карьеру. А в свободное время… в общежитии происходили постоянные пьянки, приходилось участвовать и вкладывать деньги, поэтому моей стипендии 23 рубля на жратву уже не хватало, голодно было. Отъелся, когда уже работал в детском театре.

    - Зачем же вы оттуда ушли, если и сейчас играете в детских спектаклях?

    - Я начал сниматься в первом своем фильме «Три дня Виктора Чернышева», сразу появились проблемы в театре, меня не отпускали на съемки, пришлось уйти оттуда совсем - первый фильм, это как первая любовь, ради него ничего не жалко.

    Меняю ум на разум (От борща не встанет)

    - Еще бы, наверное, поклонниц появилось море?

    - Какие душевные письма писали! Тогда ведь поклонницы были застенчивые, подходили, скромно потупив взгляд, не то, что нынешние, бесцеремонные: на машинах гадости пишут и в гостиничные номера лезут, слава Богу, я уже старый, меня это минует. А в те годы… Ни для кого не секрет, что в актерской жизни хватает места веселому время провождению. Особенно на гастролях. Вот представьте: отыграли спектакль, пришли в гостиницу – не ложиться же спать? Собирается в номере компания, на столе появляются бутылки, естественно возникают и какие-то личные отношения…

    - Но рано или поздно, заканчиваются гастроли, вы уезжаете в Москву, а следом за вами едет обнадеженная вами женщина.

    - Я предпочитаю иметь дело с разумными женщинами – не с умными, а именно с разумными, потому что это две большие разницы. Умная женщина во всем себя считает правой, она достает разговорами, пытается тебя переделать, она все всегда знает за тебя. А разумная сразу понимает, когда она становится мне неинтересной и уходит. Одна неразумная очень долго старалась удержаться возле меня и использовала для этого вполне традиционный способ – борщ. Но я же не дурак отказываться, если женщина приглашает меня домой, готовит ужин, наливает рюмку, да еще и воркует вокруг меня весь вечер. Какое-то время я ее терпел, а потом сказал: «Все, ты прости, но я не виноват, что у меня не стоит… не лежит к тебе душа». Она в слезы.

    - Это вы еще до женитьбы были таким жестоким и циничным или так в браке «закалились»?

    - Нет, это было уже после развода, я женился сразу после школы-студии и прожил с женой 33 года – разве ж я мог такое себе позволить при ней?

    Такая Фатима! (Какая у тебя…Фатима!)

    - А кто у вас жена, уж не волшебница ли?

    - Почти. Ее зовут Фатима Кладо, она дочь известного кинокритика. Фатима училась в школе Малого театра, и мы могли так никогда и не встретиться, но по окончании учебы наши две школы устроили совместный вечер. Там-то я ее и увидел - настоящая восточная красавица, я влюбился сразу. Меня подвели к ней и представили – это была первая девушка, с которой я познакомился в Москве. Вскоре мы поженились, а через два года родился сын Антон.

    - Как ваша жена решилась на это, ведь дети, как правило, препятствуют карьере актрисы?

    - Этот вопрос как-то не возникал, я много работал, активно снимался, а позже, когда Марк Захаров пригласил меня в Ленком, Фатима стала работать со мной. Это моя большая ошибка, которая стоила мне семейных ссор. Мне дают роль в спектакле, а ей нет – вечером в постели начинается выяснение отношений: «Пойди к Марку Анатольевичу, попроси за меня». Я говорю: «А ты сама сходи, скажи, мол, сколько можно мне в массовках работать». Она и пошла на следующий день, и что-то, видимо поговорили они плохо: он на нее прикрикнул, она расплакалась, пришла домой в слезах. Я вскипел и пошел к Захарову: «Знаешь что, ты на свою жену на кухне можешь орать, а на мою не смей!», - первый раз ему «ты» сказал, написал заявление и ушел в никуда. Хорошо, что незадолго до этого инцидента я снялся в фильме «Человек в проходном дворе» вместе с Переверзевым, он-то за меня и замолвил слово перед руководством театра киноактера – меня взяли, причем на очень хороший оклад.

    - А ваша жена осталась у Захарова?

    - Да разве ж я бы позволил? Она тоже ушла… и сменила профессию – до сих пор преподает сценическую речь в аспирантуре ВГИКа.

    Игра воображения ( Плети, плети, приятно слушать)

    - Не жалко было уходить из такого театра, это же настоящая кузница звезд?

    - Жалко было оставлять друзей Колю Караченцева, Олега Янковского, Евгения Павловича Леонова, Сашу Збруева… С многими из них мы даже Новый год вместе встречали, собирались в буфете чуть ли не каждый день, знаете, как в той рекламе: «А кто пойдет за Клинским?», - настоящая мужская дружба.

    - А женщины с понятием «мужская дружба» не увязываются?

    - Хе, Збруев мог себе позволить шалости по женской линии. У меня с ним был один пикантный случай. Мы снимались вместе в фильме «Кольцо из Амстердама». Съемки проходили в Эстонии, в Талине. Мы жили в одной гостинице и, естественно, обедали за одним столом. Наш столик все время обслуживала чудная эстоночка – белокурая, высокая, а задница у нее была больше чем… ну, очень шикарная. Девушка, красоты необыкновенной! Я влюбился в нее до умопомрачения, решил все бросить: театр, Москву, семью, и остаться с ней в Талине. Вроде бы и она отвечала мне знаками внимания. Саша смотрел на меня с сочувствием и пониманием, что я и в самом деле могу «дров наломать». И вот он, хитро прищурившись красотке вслед, вкрадчиво мне говорит: «А ты представь, как она этой задницей садится на унитаз, как она писает, как она этим чудным ртом рыгает после вкусного ужина, а свои великолепные волосы на ночь закручивает на бигуди…». У меня хорошее воображение, поэтому всю мою любовь сразу же, как отрезало.

    - И часто вы так увлекались? Жена, наверное, сгорала от ревности?

    - Она никогда не высказывалась по этому поводу, но я думаю, что ей докладывали о моих приключениях, «доброжелателей» у меня хватало. Ну, она же ВСЕ понимала! Мне так повезло в жизни, я имел таких артисток: и заслуженных, и народных… Но романы не выходили за стены гостиниц, съемки заканчивались, и я возвращался в свою семью, потому что все знали, что я люблю только свою жену.

    - Но с некоторыми актрисами вы снимались не раз, к примеру с Тамарой Семиной вы встречались на съемках дважды, да еще играли любовь, целовались…

    - О, это моя любовь… Но я не только с ней целовался: с Галиной Польских, Людмилой Зайцевой… Я в кино 70 раз целовался, я посчитал, честно. И хочу вам сказать: целоваться на съемочной площадке и позже, в гостиничном номере – это не одно и то же. Перед камерой ты ничего не чувствуешь, даже если час назад эта женщина тебя очень волновала.

    - И кто из актрис вас волновал?

    - Я очень любил Наталью Гвоздикову, но в то время, когда мы снимались вместе, у нее уже начиналась любовь с Евгением Жариковым. Я пытался ее отбить, осыпал ее цветами, водил по ресторанам, благо съемки проходили во Львове, городе моего детства, который я очень хорошо знал. Но… цветы она принимала, приглашения на ужин не отвергала, а в результате стала женой Жарикова. Но я видел, она пребывала в смятении, не могла решить, кого из нас предпочесть. Но, так как тогда же она начинала сниматься в картине «Рожденные революцией», то моя одна серия против Жениных десяти оказалась бессильна.

    - У вас есть какие-нибудь свои «фирменные» способы завоевания женщин?

    - Нет, милые, ласточки, я никогда этим не занимался, даю вам слово, я ни разу не пытался завоевать женщин, я их не хотел – хотели меня они, и завоевывали. Я, наверное, пропащий феминист. Я только шел им навстречу, отзывался на их внимание, или просто не хотел обижать. Я всегда помню, что женщин надо уважать. Так было всегда.

    - В таком случае, наверное, женщины совершали ради вас что-нибудь необычное?

    - Конечно, женщины всегда непредсказуемы, они и сами не знают, что выкинут через 15 минут. Однажды Нона Викторовна Мордюкова решила, что без меня с фестиваля из Риги не уедет – почему ей такое пришло в голову, не знаю, однако из-за ее желания самолет задержали в аэропорту на целый час.

    - Она не хотела с вами расставаться?

    - Догадывайтесь сами, но это было. Все пассажиры, а в основном, это были артисты, страшно возмущались, но… но позже несколько дам попытались воспользоваться этим способом.

    - Ради вас?

    - Да, я не хвастаюсь.

    Жизнь бьет ключом… по голове (Не все коту масленица)

    - Судя потому, что сейчас вы в разводе, жена все-таки не выдержала вашей популярности среди дам?

    - Дело не в этом. У меня наступил период творческого кризиса. Я почти не снимался, в театре тоже были свои проблемы, мне даже пришлось сменить амплуа – стать гардеробщиком в ночном ресторане при театре. «Новые русские» совали мне чаевые, а я не брал – стыдно. За это меня чуть не уволили, мол, нельзя «господ» обижать! Стал брать чаевые, но выдержал недолго, ушел, стал пить. Причем, мог целую неделю не поддавать, а потом срывался и уходил в запой. Жена меня несколько раз предупреждала, а я, естественно, игнорировал, как мужчина, как дурак… В конце, концов, она не выдержала и подала на развод, поле 33 лет совместной жизни. Теперь я живу втроем, с котом и попугаем – приходишь вечером домой, и поговорить не с кем, тоска.

    - Может, стоит попробовать восстановить семью?

    - Она пыталась, клянусь, сейчас у нас отношения даже лучше, чем перед разводом, мы стали внимательнее друг к другу, но… Но я не могу, я не прощаю предательства. Раньше, когда я снимался в шести картинах в год, ездил за границу, привозил ей ондатровые шубы, костюмы – все было хорошо. А когда мне стало трудно, когда у меня не было работы, ролей, когда я начал пить – она сразу ушла. Она думала, что я сопьюсь совсем – она этого не хотела, но она так думала, не верила в меня. А я воскрес, я снова работаю, сейчас снимаюсь в четырех картинах – и это без ее помощи. Да, этот развод сломал всю мою жизнь, морально мне очень тяжело, тоскливо, но и вернуть ничего нельзя, не хочу.

    - А найти другую женщину, не на вечер, а если не на остаток жизни, то хотя бы на какой то период не пробовали?

    - Мне это не надо. Знаете тот анекдот: «У мужика спрашивают: Удовлетворяет ли вас ваша работа? Тот отвечает: Утром вскакиваю, ни свет, ни заря, бегу на работу – жену приласкать не успеваю. Вечером прихожу, чуть живой от усталости, падаю в постель и засыпаю – какой уж тут секс? Видимо, да, работа меня полностью удовлетворяет». Так и я – приходу после спектакля уставший – кота поглажу, с попугаем поиграю, лягу в ванну – начинаю задыхаться. Какие уж тут женщины? Да и не хочу я себя никому навязывать, вот если кто меня полюбит, привезет домой, скажет: «Ляг миленький, я все для тебя сделаю», - вот тогда другое дело, а иначе я не могу.

    «Крошка-сын» в отца пошел (…и послала «кроха» на три буквы – хорошо? - Знаешь, сын, неплохо)

    - С сыном отношения поддерживаете?

    - Да, конечно, как могу ему помогаю. Когда он решил стать актером, я пошел в школу-студию МХАТ к своему учителю Тарханову и попросил: «Иван Михайлович, возьми Антона к себе». Он говорит: «Ген, а что если он мне не понравится?». «Договоримся», - отвечаю. Но договариваться не пришлось, Тарханов послушал Антона и взял даже без экзаменов. Сейчас он во МХАТе работает, у Дорониной. И уже наделал мне четверых внуков.

    - !!!???

    - Он женился на чудесной девочке, актрисе театра Кости Райкина, очаровательная, я ее очень люблю, я бы сам на ней женился. Они подарили мне внучку – сейчас девочке 10 лет, она вместе со мной играла в фильме «Ночь над кордоном». Но так как Антон работал во МХАТе, он связался с артисткой своего театра – красивая, с бедрами и длинными ногами, женщина с ребенком. Антон удочерил этого ребенка и еще «родил» мне внука. А теперь он уже с другой женщиной, и опять с ребенком. Так что у меня два родных внука и два приемных. Сколько же он глупостей в жизни наделал… из театра по дури вылетел…

    - Вы же сказали, что он работает во МХАТе?

    - В театре был банкет, чествовали Доронину. Антон выпил лишнего, ну и наговорил ей грубостей, послал ее куда подальше, сказал, что она неправильную репертуарную политику ведет… Конечно, его тут же уволили. Я пытался «продавать» его в кино… сейчас он зарабатывает на машине, подвозит пассажиров…

    - Похоже, он пошел в вас, такой же бунтарь. А у вас никогда не было желания бросить эту профессию?

    - Было и не раз, потому что профессия эта неблагодарная, актер – это, как бы потактичнее выразиться, это как использованный презерватив: тобой попользовались и выбросили, ты больше не нужен, и когда тебя снова подберут, и подберут ли вообще, не известно. Сколько актеров закончили свою карьеру после первой же роли, сколько на старости нищенствуют…А ведь каждая, даже маленькая роль «выпивает столько крови»… Потому многие и расслабляются водкой да бабами.

    - Как вы считаете, кому в этой профессии легче: мужчинам или женщинам?

    - Конечно мужчине, женщины быстро ломаются, их пользуют, передают из рук в руки, особенно красивых…

    - А кого из женщин-актрис вы бы назвали красивыми?

    - Не знаю, сейчас они так макияжутся, трудно разобрать, что под косметикой. А из нашего поколения - Фатеева красивая женщина, хотел бы с ней завести роман…

    - Какой же вы греховодник.

    - Я вот четыре года назад покрестился, какой же я греховодник? А крестной матерью стала Любовь Сергеевна Соколова – мы с ней были в очень хороших отношениях, часто вместе ездили на гастроли. Как-то после концерта сидим, все водку пьют, а она не пьющая, она меня и спрашивает: «Ты крещеный?» «Откуда, - отвечаю, - когда родился, шла война, мать комсомолка, отец на партийной работе…» Вот она меня и окрестила в церкви на Новослободской. Она к этому трепетно относилась, вы же знаете, какая у нее беда с сыном случилась… Коля, это сын Георгия Данелия пошел по стопам отца – получил профессию режиссера и вполне успешно начал карьеру, сняв два фильма. Да и в личной жизни у него все было хорошо – он рано женился на однокласснице, родилась дочь. И вдруг, он увлекся баптизмом, бросил семью и ушел в секту. Вот так она потеряла сына.

    - Что-нибудь изменилось в вашей жизни после крестин?

    - Мне уже поздно меняться и что-то менять, я слишком взрослый человек. Но я ни на что не жалуюсь.

Катерина Романенкова, Татьяна Алексеева